Зачем страны торгуют друг с другом? (13.11.18)
Лекцию провел академический руководитель образовательной программы «Мировая экономика» Игорь Алексеевич Макаров.
В течение одного академического часа Игорь Алексеевич рассказал слушателям о том, что представляет из себя международная торговля, в чем состоят главные аспекты торговли и почему странам нужно специализироваться на производстве того, что лучше всего получается.
Также он кратко рассказал об истории мировой торговли, о ее формировании, влиянии глобализации на международную торговлю, ее преимуществах и недостатках.
В конце лекции Игорь Алексеевич подробно объяснил, как страны с помощью различных барьеров защищают свою внутреннюю продукцию, и как санкции влияют на современную торговлю и на экономику северных и южных стран.
Добрый вечер всем!
Добрый вечер всем присутствующим и тем, кто слушает меня онлайн.
Меня зовут Макаров Игорь Алексеевич. Собственно, с теми, кто здесь присутствует, уже знакомы, потому что я проводил уже занятие в рамках проекта «МИРЭК Junior». Но, так или иначе, ещё раз на всякий случай напомню, что я работаю здесь на факультете мировой экономики и мировой политики, являюсь доцентом департамента мировой экономики, а также возглавляю образовательную программу «Мировая экономика». И сегодня я вам немножко расскажу о мировой торговле. И, собственно, моё сегодняшнее выступление будет называться «Зачем страны торгуют друг с другом?»
Если Вы откроете любой учебник (западный учебник) по мировой экономике– «International economics», базовый учебник есть у Кругмана и Обстфельда, по которому очень многие студенты учатся, но на самом деле практически любой - то вы увидите, что процентов 60 этого учебника посвящено на самом деле вопросам международной торговли. В принципе, многие рассматривают международную торговлю как, собственно, основу науки «мировая экономика», и вот исследования в области международной торговли – это действительно то, с чего мировая экономика, безусловно, начинается, и это самый такой развитый пласт исследований в области мировой экономики.
Ну, я начну с того, что покажу Вам вот этот график. Он показывает показатель соотношения мирового экспорта к мировому ВВП (отношения мирового экспорта к мировому ВВП). То есть, мировой экспорт – это мировая торговля, а мировой ВВП – это мировой выпуск. То есть, грубо говоря, какой процент мирового выпуска – он торгуется между странами.
Ну, начинается график с 1500 года. Вот, здесь, с 1500 года. И можно увидеть, что, собственно, для ранних периодов, для середины нашего тысячелетия у нас нет, естественно, точных оценок, потому что тогда не существовало таможенных сводок, статистических сводок и прочего, вот, поэтому есть только некий диапазон значений: вот верхняя граница диапазона, нижняя граница диапазона. Ну, у нас есть некие предположения. Ну, в принципе, эти предположения многочисленные дают уверенность, что никогда вплоть до начала 19 века отношение мирового экспорта к мировому ВВП не превышало 10%, а большую часть этого времени оно было значительно меньше, чем 10%, скорее там в районе 5% или даже ниже. То есть, в общем-то, эта малая часть мирового выпуска – она торговалась между странами, и такая ситуация оставалась стабильной на протяжении очень долгого времени вплоть где-то до середины 19 века.
Но вот что случилось в середине 19 века - обратите внимание, здесь у нас уже есть точные данные – эта величина начала резко расти. Она начала резко расти где-то с 1860-х годов, продолжала расти в 70-е, 80-е годы. Собственно, этот рост закончился только в 1914 году, когда случилась Первая мировая война. Этот период, который, на который пришёлся весь этот рост, - его ещё называют иногда первой волной глобализации. Это период, когда мировая экономика бурно развивалась, но, собственно, бурно развивалось и сотрудничество между странами.
Тому был целый ряд объективных причин: например, транспортные издержки резко снизились, железные дороги строились по всему миру, а железные дороги – это важное, т.е. это важнейшее условие того, чтобы внутренние районы, удалённые от побережья, были вовлечены в международную торговлю. Потому что, собственно, без железных дорог только прибрежные районы фактически только могли торговать друг с другом с помощью судов. И вот благодаря железным дорогам только внутренние районы как-то оказались вовлечены вообще в мировую экономику. Вместе с тем, изобретение парового двигателя в начале, в первой половине 19 века и дальнейшее его использование широкое – они сделали возможным сильно снизить издержки трансконтинентальных перевозок. То есть, теперь, конечно, паровые суда гораздо быстрее доставляли грузы, с гораздо меньшими издержками и с гораздо меньшими рисками на другие континенты, и их широкое распространение тоже сильно снизило издержки торговли по сравнению с судами парусными.
Вместе с тем, и в политике тоже были очень серьёзные изменения происходили. Ну, в частности, всё больше стран отказывалось от политики меркантилизма, которая была нацелена на защиту собственного рынка, и переходили к политике свободной торговли, т.е. страны снижали таможенные пошлины, страны открывали, собственно, рынки для импорта и в принципе перестали рассматривать международную торговлю как нечто опасное для страны – так было, ну, не то что опасно, но неблагоприятно для развития страны. Так было в течение долгого времени до этого.
Первой на путь свободной торговли вышла Англия ещё, в общем, начиная фактически с начала 19 века, но по Европе по всей эта политика стимулирования свободной торговли –происходила чуть позже, где-то с середины как раз 19 века. В США она началась сильно позже, т.е. США оставались закрытой экономикой, очень такой протекционистской, практически весь 19-ый век. И только после, сначала какой-то период после Первой мировой войны, но уже в основном после Второй мировой войны, США перешли всерьёз на путь свободной торговли.
Вместе с тем, всё больше и больше стран присоединялись к международному валютному режиму, который назывался «золотой стандарт». Что это значит? Это значит, что страны привязывали свои национальные валюты к золоту. То есть, они не могли печатать деньги, если они не были обеспечены золотом в банках данной страны, со стороны банков данной страны. Это очень хорошая вещь была для развития международной торговли. Почему? Потому что теперь получается, что если все курсы привязаны к золоту, то курсы очень стабильны, и они друг от друга (ну, по отношению друг к другу) абсолютно стабильны, нет никаких валютных рисков. То есть, если бы не было этой привязки к золоту, то валюты могли бы колебаться, а курсы валют могли бы колебаться по отношению друг к другу, и это создавало бы дополнительные риски для экспортёров и импортёров. А вот присоединение очень многих стран к золотому стандарту позволяло вот этих рисков избежать и тоже очень сильно стимулировало международную торговлю. Вот. Все эти факторы в совокупности привели к тому, что отношение экспорта к ВВП выросло почти до двадцати с лишним процентов к началу 20 века.
Примерно те же самые тенденции наблюдались и в других формах международных экономических отношений: шла очень активно международная миграция в тот период, и именно к тому периоду - ко второй половине 19 века – началу 20 века - относятся огромные волны миграции из европейских стран в Америку, как в Северную Америку (в США в первую очередь), так и в Южную. Ну, вот, первая волна итальянской миграции в Америку направилась, которая дала начало рождению итальянской мафии в США (показано в «Крёстном отце» и так далее). В то же время огромная волна была эмиграции в конце 19 века, начиная с 1860-х годов, из Ирландии. В 1880 – 1890 год, за десятилетие между этими годами, Ирландию покинул примерно каждый девятый житель. Связано это было, с одной стороны, с голодом, разворачивающемся в стране, с другой стороны, с тем, что очень бедно жило население. И как раз волна миграции, которая началась в Соединённые Штаты во времена картофельного голода, - она затем была поддержана другими ирландцами, и началось вот целое огромное переселение ирландских граждан.
Ну, не только Ирландию это затрагивало. Это затрагивало и Италию, как я уже говорил, и Германию, и Норвегию - в начале, в первом десятилетии 20 века, Норвегию покинул каждый 11-ый житель. То есть, очень многие европейские страны – из них была очень, очень активная эмиграция. Вот, то есть, всё это вместе действительно складывалось в такую картину глобализации, первую волну глобализации.
И международные инвестиции тоже, кстати, очень активно развивались: вот если мы возьмём Россию (Российскую империю того времени), то, скажем, нефтяные месторождения (где они располагались, кстати, в России в конце 19 – в начале 20 века, где у нас самый такой основной нефтедобывающий район был? – В Баку, на территории нынешнего Азербайджана, тогда это была часть Российской империи, и вот там разрабатывались нефтяные месторождения, разрабатывались американцами). Собственно, железные дороги строились с помощью немецких концессий. В Санкт-Петербурге располагался завод компании «Зингеръ», который производил швейные машинки, - это был один из главных таких электротехнических средств того времени. Скажем, Донецк - кто знает, под каким именем был основан Донецк, как он раньше назывался? Никто не знает? Назывался он Юзовка. Почему Юзовка – потому что его основал англичанин по имени Джон Хьюз, ну и которого звали Джон Юз в России. Вот. Он, собственно, основал Донецк, и он же разработал донецкий угольный бассейн. Собственно, Донбасс разрабатывался целиком на американском капитале всю вторую половину 19 века. И Россия в этом плане не была исключением – западный капитал практически по всему миру работал, и международное движение капитала было очень и очень активно, особенно в традиционных отраслях, таких как нефтедобыча, угледобыча, строительство железных дорог, металлургия, строительство, создание каких-то, на тот момент развитой электротехнической промышленности (вот типа создания швейных машин и прочего – механических скорее).
Это и была первая волна глобализации, которая сошла на нет с Первой мировой войной. Если Вы посмотрите на этот график, то с 1914-го года произошёл резкий обвал отношения мирового экспорта к мировому ВВП. Собственно, страны переориентировали все эти паровые суда построенные на военные нужды, вышли из режима золотого стандарта, потому что им надо было печатать деньги для производства вооружений, отказались от политики свободной торговли и начали прибегать к защите собственного рынка, опять же чтобы поддерживать производителей своих в тяжёлые времена. Ну, плюс вообще риски международной торговли сильно выросли из-за неспокойной, фактически военной обстановки в мире.
Вплоть до Второй мировой войны, до окончания Второй мировой войны, восстановление предыдущих уровней взаимозависимости стран так и не произошлою Вот показатель отношения экспорта в ВВП на уровне 23 примерно процентов – он в следующий раз был достигнут примерно в 1970 году. То есть, практически полвека мир потерял с точки зрения глобализации. То есть, мы столкнулись с периодом деглобализации с 1914 года по окончание Второй мировой войны, и только уже после Второй мировой войны пошло обратное восстановление международной торговли, международного движения капитала, которое тем не менее достигло уровня 1914-го года только в 70-м году.
Вот это – та же самая картинка: вот синей линией показан тот же самый показатель (отношение мирового экспорта к мировому ВВП), только уже за последние 27 лет. А красным цветом показана просто величина мирового экспорта товаров и услуг. Ну, это мы перемещаемся в современные реалии. Современные реалии таковы, что начиная с 1990 года (на самом деле, даже раньше это началось, примерно с 70-х годов, но особенно явно это проявилось в 90-е, особенно в 2000-е годы), мировой экспорт стал очень быстро расти, особенно, вот, видите, в 2000-е годы прямо очень быстро. Тому способствовал целый ряд причин. Во-первых, экономический рост Китая. Китай – это главный экспортёр мира, соответственно, его быстрый рост, расширение его доли в мировой экономике сопровождалось ростом экспорта. И это отразилось, собственно, на глобальных показателях тоже. С другой стороны, Китай импортировал много сырья, много металлов, много оборудования и тому подобного.
Ну, схожие с Китаем тенденции, просто в меньшем масштабе, демонстрировали и другие развивающиеся экономики, это и Индии касается, это касается и России, это касается и Бразилии, и так далее. Вместе с тем, отчасти из-за этого выросли цены на нефть, отчасти из-за быстрого роста Китая, из-за роста спроса на нефть. А раз цены на нефть выросли, значит, все энергоёмкие товары тоже выросли в цене, и, значит, и объём мировой торговли, измеряемый в долларах, - он, естественно, тоже в таком случае вырос.
Да, вопрос?
Ну, последствия пришли в 9-м году, во-первых, собственно, большая часть кризиса, основное падение мирового ВВП пришлось на 9-ый год, а не на 8-ой, а во-вторых, эффект торговли всё-таки немножко отложенный. Дело в том, что многие контракты заключаются как минимум на несколько месяцев вперёд, а то и на год вперёд, и понятно, что некоторый лаг наступает после начала кризисных явлений в банковском секторе, которые нам известны под названием «мировой финансовый кризис». Ну, тем не менее, да, действительно всё это продолжалось вплоть до финансового кризиса, рухнуло в период финансового кризиса; и мировой экспорт рухнул, что логично (причём он рухнул сильнее, чем мировой ВВП), поэтому отношение экспорта к ВВП тоже снизилось. То есть, если экспорт падает сильнее, чем ВВП, значит, отношение экспорта к ВВП падает тоже.
Ну, собственно, почему мировая торговля упала сильнее, чем ВВП, - это тоже вполне понятно: потому что многие компании в первую очередь отказываются от внешнеэкономических сделок, потому что они самые дорогие и самые рискованные, и в первую очередь именно они сокращаются, а потом уже внутренние сделки компании. Поэтому вот как раз в период кризиса, естественно, ничего нестандартного нет, это вполне нормально, что в период кризиса отношение экспорта к ВВП падает. Ну и экспорт тоже мировой упал, в этом не было ничего удивительного, учитывая масштабы кризиса, с которыми мы столкнулись.
После кризиса последовало восстановление. Ну, вот, интересно, что было дальше. Собственно, после восстановления в 2010 – 2011 году мировая торговля перестала расти. Вообще. А отношение торговли к ВВП даже снизилось. То есть, даже в настоящий момент оно меньше, чем было в 2008 году. 2008 год – это пик вот этого показателя отношения экспорта к ВВП, который мы до сих пор не превзошли. Вот это вещь удивительная. После Второй мировой войны не было периода вообще ни разу (кроме периода кризиса), когда отношение экспорта к ВВП не росло. То есть, глобализация после Второй мировой войны шла, она шла разными темпами, когда-то чуть быстрее, когда-то чуть медленнее. Она иногда стопорилась в период кризиса, что опять же логично, но вот в отсутствие кризиса, когда мировая экономика растёт, но при этом торговля растёт медленнее, такого не было.
И вот этот период, в который мы живём на протяжении последних ну, где-то семи, шести – семи лет, он удивительный в этом плане. И он даёт некоторое основание специалистам всерьёз заявлять о том, что вполне возможно, мы вступаем в эпоху деглобализации. То есть, вот та эпоха глобализации, которую мы знали, в которой вы жили всю свою жизнь, и, собственно, даже я жил практически всю свою жизнь, даже родившись в Советском Союзе, вот, она, в общем, вполне возможно, уже уходит. Ну, на мой взгляд, вот такие категоричные суждения – они несколько преувеличены. На мой взгляд, глобализация скорее меняет свои формы, переориентируясь на другие виды взаимозависимости, но тем не менее, торговля действительно, по части торговли вполне возможно, что эти опасения – они верны.
Собственно, почему так происходит? Ну, мы частично с вами чуть попозже сегодня обсудим. А пока давайте взглянем на вот эту схему, которая отражала основные тенденции мировой торговли, конечно, в очень грубой форме и в очень обобщённой, то, как они сложились вот в 90-е годы, когда нынешняя глобализация подобралась к своему пику.
Вот эта модель называется Модель «Север - Юг». Все страны разделены на две группы:страны Севера – это развитые страны, страны Юга – это развивающиеся страны. И вот, собственно, как они торгуют между собой, показано здесь. Более (ну около) 50% мировой торговли приходилось на развитые страны, то есть, торговлю между развитыми странами. Между особенно США и Европой, внутри Европы, Япония с Соединёнными Штатами, ну и так далее.
Собственно, в основном страны Севера торговали между собой высокотехнологичной промышленной продукцией. Роль стран Юга была гораздо скромнее. Во-первых, торговля между странами Юга – на неё приходилось всего лишь 12% мировой торговли, совсем мало, с учётом того, что во всех странах Юга жило тогда и даже (ну, сейчас уже нет), а тогда жило гораздо больше людей, чем в странах Севера. Но тем не менее, торговля между странами Юга составляла всего лишь 12% от мировой торговли, например.
Ну, ещё более важна специализация стран. То есть, страны Юга в основном специализировались на сырье, и продовольствии, в какой-то степени на примитивных промышленных товарах (типа бейсболок, футболок, игрушек мягких и прочего). То есть, вот в основном они поставляли в страны Севера вот такую примитивную продукцию: либо сырьё, либо какие-то продовольственные, сельскохозяйственные товары, либо вот трудоёмкую, примитивную промышленную продукцию. А страны Севера поставляли в страны Юга промышленную продукцию, ну, в основном относительно высокотехнологичную. Такая специализация была довольно устойчивой, и вот многие, многим она давала основание считать, что глобализация – она не очень справедлива в том плане, что она закрепляет специализацию развивающихся государств на вот примитивной такой продукции и не даёт им шанса развиваться.
Но тем не менее, в настоящее время формат международной торговли, выраженный в модели «Север - Юг», сильно изменился. Вот это, в частности, на картинке показано то, как сейчас это выглядит. Ну, во-первых, доля стран Севера сократилась с 50% до уже 43%, и она сокращается с каждым годом. Доля стран Юга и торговля между ними выросла с 12% до 22%, и опять же, она продолжает расти. Но что более важно - поменялась специализация стран. Вот о сырьевой специализации развивающихся стран больше, пожалуй, говорить нельзя. То есть, нельзя сказать, что развивающиеся страны специализируются исключительно на сырье и продовольствии, нет. Всё больше и больше торговли как между развитыми странами, так и между развитыми и развивающимися странами осуществляется вот тем, что называется «компоненты промышленной продукции».
И такое изменение в географии международной торговли и, собственно, в её отраслевом составе – оно стало возможным благодаря явлению, феномену, который называется «цепочки добавленной стоимости». Вот на этой картинке показана цепочка добавленной стоимости 4-го айфона - вещь уже довольно древняя, в 2011, по-моему, году он был выпущен, если я правильно помню, или в 10-м. Ну, в общем, старьё старьём, но я думаю, что нынешний айфон не сильно отличается по географии, хотя там цифры конкретные могут сильно отличаться. В принципе, это такая типичная цепочка добавленной стоимости, которая сформировалась, ну, такие же цепочки сформировались в промышленной продукции.
Давайте посмотрим справа: Франция, Япония, другие страны, которые производят компоненты для айфона. Собственно, ну, что это за компоненты? Разные микропроцессор, всякие начинки, всякие там слоты для симкарты, всякие другие детали, ну, то, что там внутри содержится, все эти железяки, которые там содержатся, плюс программные обеспечения, которые необходимы для его работы. В то же время часть компонентов производится в Соединённых Штатах на 24 доллара 63 цента. Ну, в Японии производятся на 70 центов, во Франции производятся на 3 доллара, в Германии производятся на 16 долларов, в Корее на 80 долларов.
Вот все эти компоненты направлялись в Китай. И у вас на айфоне (даже на нынешних) написано «Assembled in China». Написано: «Designed by Apple in California, Assembled in China», то есть, «собран в Китае». Вот в Китае происходила сборка всех этих компонентов. Китай получал за это с каждого айфона по 6,5 долларов. То есть, ну это вот зарплата китайских рабочих, которые всё это собирали вместе, работая на конвейерах (вряд ли там ручной труд использовался в производстве айфона). Ну, в общем, вот, Китаю оставалось, собственно, 6,5 долларов.
После того, как айфон был собран в Китае, он направлялся в Соединённые Штаты. И, собственно, цена айфона теперь с учётом всех компонентов и с учётом сборки составляет 194 доллара 4 цента. Собственно, дальше к этой цене добавляются расходы на дистрибуцию (то есть, все эти всякие ай-сторы), какие-то маркетинговые каналы, которые разрабатываются, системы сбыта айфонов, поддержка работы соответствующих департаментов и прочее. Ну, и прочие расходы. Я думаю, что туда тоже маркетинг, реклама входят, какие-то контракты с информационными партнёрами и с рекламными партнёрами и прочее и прочее. И вот на них ещё приходятся 45 долларов. Соответственно, всё это в совокупности даёт стоимость айфона (ну, то есть, можно сказать, себестоимость айфона – то есть, это вот всё, что компания Apple потратила на его производство) в размере 329 долларов 95 центов. Ещё 269 долларов 5 центов компания Apple получила в виде прибыли, и отсюда выходит рыночная цена айфона в Соединённых Штатах, равная 600 долларам. Ну, вот столько стоил айфон четвёртый в США в тот момент.
Вот как устроен процесс производства промышленного товара конкретного в современном мире. Ну, сейчас, может быть, это выглядит чуть-чуть по-другому: я подозреваю, что, например, в Китае остаётся существенно больше денег, чем 6,5 долларов, от современных айфонов последних моделей. Но тем не менее, выглядит, в целом, схема примерно такая же. То есть, для того чтобы произвести 1 товар, необходимо совместить огромное количество производственных процессов в разных странах мира, и компоненты должны пересечь границы стран большое количество раз.
Вот цепочки добавленной стоимости стали возможны и стали быстро развиваться в 90-е годы и особенно в 2000 год. Почему? Ну, благодаря информационной революции. Ну, если у вас связь идёт между США и Китаем по телефону только, причём по стационарному, с диском, то координировать вот всю эту цепочку бывает довольно проблематично, как вы понимаете. И, собственно, такие цепочки стали возможны только после появления интернета полноценного, после появления ну как минимум электронной почты, а бурно развиваться стали после появления уже современных средств связи – ну, там начиная от Скайпа и заканчивая специальными системами внутрикорпоративной связи, которой сейчас обладают все крупнейшие компании. Собственно, вот эти системы, которые позволяют наблюдать за производственными процессами (ну, в режиме онлайн, можно сказать, в том числе в прямом смысле наблюдать на камерах), - они, конечно, облегчили создание вот таких цепочек добавленной стоимости и, собственно, сделали их очень важной формой международной кооперации, которая, повторюсь, практически отсутствовала вплоть до 90х годов.
И цепочки добавленной стоимости кардинально поменяли роль развивающихся государств в международной торговле. Если раньше развивающиеся страны поставляли в развитые только сырьё, какие-то природные ресурсы, какое-то продовольствие, ну и в лучшем случае какую-то примитивную промышленную продукцию типа бейсболок и футболок, то теперь развивающиеся страны встраиваются в цепочки добавленной стоимости, осуществляя производство на отдельных их этапах. Ну, в данном случае это этап сборки. В каких-то случаях это может быть этап производства компонентов отдельных в рамках цепочки добавленной стоимости. Ну, сборка – это такой самый типичный вариант.
И торговля тоже соответственно меняется. Теперь идёт торговля компонентами. Вот все эти стрелочки и палочки – это как раз и есть торговля компонентами промышленной продукции, которая и стала доминирующей формой современной международной торговли. Очень часто эта торговля вообще идёт внутри фирм. Ну, как в данном случае, например, то есть, корейское подразделение компании Apple (ну, которое, может быть, даже как-то по-другому чуть называется, вот, а может быть, даже и так же называется, не знаю), оно поставляет компоненты в Китай китайскому подразделению компании Apple, где идёт непосредственно сборка. То есть, этот продукт, эта торговля происходит вообще внутри одной компании.
В целом по миру существуют разные оценки: ну, там есть сложности с тем, что компании занижают объёмы торговли между своими филиалами, чтобы уходить от таможенных пошлин (чтобы меньше платить таможенные пошлины), вот, поэтому это довольно сложно оценивать. Но в целом, около трети мировой торговли, вероятно, приходится на торговлю внутри фирм. Вот это как раз торговля внутри цепочек добавленной стоимости. То есть, это уже совсем не та торговля, которую когда-то описывал Адам Смит, что торговля между странами там как-то происходит. Ну или Давид Рикардо, что там Франция с Португалией торгуют или Англия с Португалией торгуют вином с сукном. Нет. Здесь уже не торговля вином с сукном идёт, здесь торговля компонентами одной и той же промышленной продукции, которые много раз пересекают границы. Вот это, в целом, - портрет современной торговли, именно вот так она в настоящий момент и выглядит.
Ну, теперь давайте чуть поговорим, что это значит с точки зрения стратегии государств, и вернёмся к вопросу, зачем вообще страны торгуют друг с другом. Ну, в целом, есть два подхода полярных к международной торговле из страны в страну. Один подход, одна политика – это политика протекционизма, то есть, когда мы защищаемся от, защищаем свои рынки от зарубежной продукции, когда мы ограничиваем импорт, когда мы вводим различные таможенные барьеры (тарифные барьеры, нетарифные барьеры), для того чтобы защититься от импорта, для того чтобы защитить свой рынок. Ну, например, чтобы вы понимали (ну, что такое тарифные барьеры, вы, наверное, понимаете), т.е. есть таможенная пошлина на границе страны, которую любой товар, въезжающий в эту страну, какой-то процент своей стоимости или какую-то фиксированную сумму за единицу данного товара, должен, производитель должен заплатить, или импортёр должен заплатить. А нетарифные барьеры – это различные санитарные и фитосанитарные барьеры: ну, например, когда вот наш Роспотребнадзор очень любит находить периодически такие запрещённые (не то чтобы запрещённые, а не соответствующие нормам) вещества в каком-нибудь мясе из какой-нибудь страны или в чьём-нибудь вине, в чьей-нибудь минералке и так далее. Вот это как раз санитарные и фитосанитарные нормы. Ну, они ещё довольно широко используются многими странами.
Ну, вот я, например, довольно много работаю над анализом российско-китайской торговли. Вот один из главных барьеров для российских производителей зерна, которые поставляют его в Китай, - это то, что китайцы требуют зерно ввозить в мешках, а во всём мире зерно ввозится вообще насыпью, в вагоны грузится грузовые и, соответственно, в этих вагонах везётся и там разгружается. А вот китайцы требуют в мешках ввозить зерно. Это, казалось бы, мелочь, а на самом деле это требует очень существенного пересмотра всех логистических операций: то есть, по-другому надо зерно грузить на железные дороги, перегружать на грузовых терминалах из поезда в поезд и так далее. То есть, это вещь, которая такой существенный барьер для российских экспортёров.
Ну, ещё один пример тоже из российско-китайской торговли тем же зерном. В каком-то, если не ошибаюсь, в 97-м что ли году где-то в Уссурийском районе Приморского края России была обнаружена какая-то болезнь зерновых (я уже даже не помню, как она называется точно), вот, в общем, в результате чего там погиб урожай, и китайцы запретили ввоз зерна из России. Ну, благополучно эта эпидемия прошла, на следующий год урожай восстановился, всё стало нормально, но запрет существовал следующие 18 лет. Был снят только в 2016 году, и то только для ряда регионов России, не для всего зерна из России. После очень долгих усилий со стороны Российского Министерства экономического развития, которое требовало от китайцев, чтобы этот запрет, наконец, был снят. Вот пример нетарифного барьера:из-за, собственно, эпидемии, которая случилась бог знает когда и затронула 1 район в составе России, вот было запрещено к ввозу всё российское зерно. Вот это Китай защищает так вой зерновой рынок. До некоторых пор это было сознательной стратегией, ну, в настоящее время у них нет такой цели обязательной защиты зернового рынка, поэтому они постепенно смягчают барьеры. Но такие барьеры – они очень много где используются, вот, и они не менее важны, чем барьеры тарифные, то есть, когда официально пошлины устанавливаются для тех или иных товаров.
Другой подход к международной торговле – это подход, который называется «фритредерство», ну, это стимулирование оборота свободной торговли. Ну, он противоположный: снимаются барьеры для международной торговли, устраняются тарифные и нетарифные ограничения, и страна открывает, собственно, рынок, для зарубежных товаров.
Понятно, что эти два подхода – они полярные. И в реальности ни одна страна мира не использует протекционизм на 100%, не использует и свободную торговлю на 100%. Всегда есть некий баланс, то есть, для ряда отраслей есть более жёсткие условия, для других отраслей есть более мягкие условия, ну, есть зоны свободной торговли у многих стран с другими государствами, в которых таможенные пошлины, скажем, отсутствуют, но с большинством государств эти таможенные пошлины присутствуют и так далее. То есть, существует до сих пор большое количество барьеров, но причём эти барьеры – они не запредельны, они в целом снижались на протяжении последних восьмидесяти лет со времён окончания Второй мировой войны (семидесяти лет). И в целом, все страны более или менее двигаются в сторону свободной торговли. Но при этом от протекционизма полностью никто не отказывается.
Вот, собственно, давайте обсудим с вами, почему страны всё-таки переходят всё в большей степени к свободной торговле и зачем им это надо. Собственно, в чём интерес стран торговать друг с другом, как вы думаете? Зачем нужна вообще международная торговля?
От чего?
Отлично.
Специализация, да? Выигрыш от специализации. Ага. И международное разделение труда, то есть, мы что-то делаем лучше, чем другие, а другие что-то делают лучше, чем мы. Лучше по разным причинам, в том числе из-за того, что у нас ресурсов может не быть, да? Как бы, вот и от этого возникает то, что вы называете, взаимной прибылью, да?
Ну да, это самый такой стандартный поход к объяснению международной торговли. Собственно, первое объяснение выгод от международной торговли, первый тип выгод связан действительно с международным разделением труда. То есть, в одних странах лучше получается производить одни товары, в других странах лучше (лучше значит дешевле в экономическом смысле), дешевле получается производить другие товары и услуги. И тогда логичнее тем странам, у которых получается лучше производить одни товары и услуги, обменивать их на товары и услуги, которые лучше производить в других странах, и экономить, собственно, ресурсы. Ну, как говорят обычно экономисты, страна имеет сравнительное преимущество или конкурентное преимущество (это разные термины, но тем не менее, в данном случае их можно использовать и один, и другой) в производстве того или иного товара.
Ну, первым на такой тип преимущества обратил внимание Адам Смит, как раз вот (ну, это не его пример, но тем не менее, который с ним прочно связан, потому что логика общая) он объяснил: вот если у нас есть две страны (Англия и Португалия) и два товара (сукно и вино), и в Англии произвести, для производства сукна нужно 10 единиц труда, а в Португалии – 20 единиц труда, и наоборот, если в Португалии для производства единицы вина требуется 10 единиц труда, а для производства единицы сукна требуется 20 единиц труда, то вот исходя из этой таблички, мы можем сделать вывод, что Англия лучше специализируется на чём? На сукне, да. А Португалия лучше специализируется на вине. То есть, Англия будет производить сукно и покупать вино у Португалии, которая вино производит дешевле. То есть, Англия не будет тратить свои большие трудовые ресурсы (ну, много трудовых ресурсов) на производство вина, вместо этого она лучше сосредоточится на том, что требует меньше трудовых ресурсов, - на сукне, произведёт больше сукна и поменяет сукно на португальское вино. Это вот логика Адама Смита.
Есть одно «но»: вот эта логика предполагает, что страны имеют преимущества в производстве разных товаров, то есть, Англия имеет преимущество в производстве сукна, а Португалия имеет преимущество в производстве вина. Но очень часто в реальном мире получается так, что вообще-то одной стране производить дешевле почти всё, чем в других странах (ну, по крайней мере, одновременно если мы берём пример с двумя товарами, то одновременно дешевле производить и сукно, и вино, например, в Англии).
Значит ли это, что тогда никакой выгоды от специализации быть не может? И значит ли это, что международная торговля не будет существовать, если, например, в Англии производить и сукно, и вино будет - здесь 20 поменяем на 5, например – вот если в Англии производить и сукно, и вино будет дешевле, значит ли это, что Англия не будет торговать с Португалией?
А зачем тогда торговать?
Да, здесь играет роль другая теория, которая называется «теория сравнительных преимуществ», иногда ещё называют «относительные», ну, в принципе, и тот, и другой термин возможен, они взаимозаменяемы. Так смотрите. Ну, давайте, ладно, я покажу тогда следующий слайд. Теорию сравнительных преимуществ предложил Давид Рикардо в своё время. То есть, ну, предположим, что у нас теперь табличка выглядит следующим образом, как указано на слайде, что Англия производит сукно за 5 единиц труда, а вино – за 10 единиц труда, а Португалия производит и то, и то за 20 единиц труда. Значит ли это, что Англии и Португалии всё равно по-прежнему выгодно торговать? Действительно значит. Потому что тогда, если у нас такая ситуация, логично применять теорию сравнительных преимуществ и оценивать относительные преимущества производства товаров в двух странах. Ну, относительные затраты производства сукна в Англии по отношению к производству вина равны одной второй. То есть, мы 5 делим на 10 и получает одну вторую. То есть, мы можем на единицу вина произвести 2 единицы сукна, а на единицу сукна произвести одну вторую единицу вина. То есть, относительная стоимость сукна в единицах вина будет одной второй. Относительная стоимость вина в единицах сукна будет 2. В Португалии и то, и другое будет 1, потому что мы 20 делим на 20. И получается, что относительная цена (или альтернативная цена, не важно) производства сукна в Англии равна одной второй, производства сукна в Португалии равна 1, и получается, что в Англии выгоднее производить сукно, чем в Португалии. А в Португалии наоборот относительная цена производства вина равна 1, в то время как в Англии она равна 2. И Португалии тогда выгоднее специализироваться на вине.
Вот, это логика теории сравнительных преимуществ, из которой выходит вывод, что даже в таком случае, когда одной стране дешевле производить всё, по сравнению с другой страной, - даже в таком случае странам выгодно торговать друг с другом.
Когда я был примерно в вашем возрасте, в России очень активно продавалась книжка, просто была бестселлером общероссийским, под названием «Почему Россия не Америка». Автором этой книжки был Андрей Паршев, про которого я, честно говоря, не знаю вообще ничего. Никто из моих знакомых не знает вообще ничего кроме того, что он автор этой книжки. Вот, то есть, больше он ничем не известен вообще в широких кругах. Вот, но, собственно, его вывод, который был очень хорошо воспринят широкими массами, его ответ на вот этот вопрос «почему Россия не Америка?» - он состоит в следующем: что Россия не Америка, потому что в России холодно. Почему, в чём тут логика? Ну, логика очень простая, что из-за того, что в России такой климат мерзкий, производить всё в России дороже. То есть, в России дороже - ну, представьте себе какую-нибудь Калифорнию или какой-нибудь Таиланд или Китай, где надо произвести какую-нибудь промышленную продукцию. Ну, там надо просто закатать площадку бетоном, поставить какой-нибудь ангар из дешёвых материалов, и, собственно, всё, завести туда станки и, собственно, всё, дальше производить. А у нас, значит, надо и сваи, поставить кирпич шириной в полметра, утеплить это всё, какие-то окна утеплённые установить, заплатить рабочим заработную плату, включая стоимость их за одежду за тёплую. Вот, и калорий больше нужно такому климату. В общем, всё на каждом этапе производства, всё получается дороже именно из-за того, что у нас холоднее. И так как у нас всё дороже, соответственно, у нас всё будет неконкурентоспособно по сравнению со странами Запада в частности, и поэтому России вообще на надо участвовать в международной торговле и, собственно, надо переходить к автаркии. Это был вывод этой книжки.
Ну, я не буду комментировать аргумент по поводу холода. На самом деле, скажем, затраты на отопление в России на среднестатистическом заводе меньше, чем затраты на кондиционирование где-нибудь в Калифорнии, вот, но даже если это так (действительно холод увеличивает стоимость товара), отсюда не должно совершенно следовать, что России надо переходить к автаркии. Вот переход к автаркии – он вытекает из узкого восприятия теории абсолютных преимуществ Адама Смита. Но этот совет полностью игнорирует теорию сравнительных преимуществ, ну, в общем, как и всю остальную экономическую науку, которая накопилась за последние 250 лет с момента, когда Адам Смит, собственно, предложил свою идею. То есть, но тем не менее, эта книжка – она была очень популярной с одной стороны, и она, в общем, хорошо отражала некие интуитивные представления людей, далёких от экономики.
Вообще теория сравнительных преимуществ, которая гласит, что даже если вы не конкурентоспособны, даже если вы всё производите дороже, чем ваш партнёр – соперник, то даже в таком случае стоит специализироваться на чём-то одном и всё равно участвовать в международной торговле, - она не совсем интуитивно понятна многим. Вообще, когда по Самуэльсону (великому экономисту, одному из величайших в 20 веке, автору базового учебника по микроэкономике, по которому учились поколения школьников и студентов), вот, и у него, его критики у него спросили:«Вот предложите что-нибудь вообще из экономики, что требует какой-то формализации и одновременно нетривиально.». Многие считают, что экономика – это просто некий здравый смысл и всё, то есть, что выводы, которые экономисты делают из миллионов формул и из моделей своих – они на самом деле, к ним можно прийти просто на основе здравого смысла. И вот ему предложили дать такой пример, который из обычной интуиции, из логики среднестатистического человека не вытекает, а вытекает именно из неких экономических моделей. Вот он предложил пример теории сравнительных преимуществ, как вещь, которая интуитивно не понятна большинству людей и которая становится понятна только если мы покажем это на цифрах, пускай даже на простых цифрах типа тех, которые я сейчас показываю.
То есть, это действительно такая очень и очень контринтуитивная вещь. Но тем не менее, она верна. Стране надо специализироваться на производстве какого-то товара и участвовать в международной торговле (экспортировать этот товар и импортировать другие товары), даже в случае, если эта страна тотально неконкурентоспособна в производстве всего того, что она производит. Т.е. надо специализироваться на том, в чём она наименьшим образом неконкурентоспособна. И наоборот: стране, которая имеет абсолютное преимущество во всём, надо специализироваться на том товаре, где абсолютные преимущества максимальны, то есть, где есть сравнительное преимущество. Вот это логика Смита и Рикардо, которая, в общем, легла в основу очень многих дальнейших теорий международной торговли, которые часто ещё называют классическими, но все они основаны на этой логике.
Ну, тут встаёт вопрос: в чём вообще природа этих преимуществ? Почему в одних странах производить что-то дешевле, чем в других? Тут есть масса объяснений. Сам Смит и Рикардо – в общем-то, они этому внимание особо не уделяли, они просто связывали преимущества в основном с более высокой относительной производительностью труда. Ну, то есть, вот просто производительность труда в этих отраслях в одних странах выше, чем в других. Почему – они это не анализировали.
Дальнейшие теории обращались к причинам этих сравнительных преимуществ. Они могут быть абсолютно разные, как действительно в связи с разной производительностью труда (ну, так сложилось исторически, что в одних странах лучше рабочие производят что-то одно, а в других странах – что-то другое; ну, какие-то таланты есть разные у разных людей в разных странах мира, вот), так и по другим причинам. Например, из-за разности в обеспеченности факторами производства, т.е. в одних странах много труда дешёвого, условно говоря, в странах… ну, во Вьетнаме каком-нибудь или в Бангладеше, или вот в Китае пару десятилетий назад – там было много дешёвого труда. А в других странах много капитала (например, в США или в Японии), а труда дешёвого мало. Логично тогда, что страны типа Китая или Вьетнама будут специализироваться на всяких трудоёмких товарах (ну, тех же футболках, бейсболках как раз), а страны богатые будут специализироваться на капиталоёмких товарах, промышленных, каких-то технических, высокотехнических, высокотехнологичных и так далее.
Ну, сюда же относится частный случай – разница в сравнительных преимуществах может возникать из-за природно-географических условий. Ну, то есть, в одних странах есть возможность производить бананы, а в других странах (в том числе, нашей) возможности производить бананы нет. Это тоже, в общем, обеспеченность факторами производства. Фактор производства – благоприятный климат с точки зрения производства бананов.
Ну, в одних странах есть много природных ресурсов, потому что природа им их дала, в других странах мало природных ресурсов. Это тоже разная обеспеченность факторами производства, которая во многом определяет специализацию страны. Вот.
В то же время разница в сравнительных преимуществах может возникать из-за разных условий ведения бизнеса. Ну, это особенно важно для высокотехнологичных отраслей. Ну, в частности, почему, например, силиконовая долина возникла в Соединённых Штатах? Не просто же случайно так получилось. Ну, силиконовая – её кремниевой сейчас обычно называют, ну, как-то традиционно по-английски это будет «silicon Valley». Ну, вот так сложилось, потому что в США действительно самые лучшие в мире (ну, на тот момент уж точно были, сейчас, может быть, и нет, но, по крайней мере всё равно очень хорошие) условия для ведения бизнеса в сфере информационных технологий. Это касается и защиты прав интеллектуальной собственности, это касается и связи с университетами, которые, собственно, дают кадры для этой отрасли, это касается и связей с бизнесом, и покупательной способностью населения, и так далее. Ну, поэтому, собственно, США и сильнее своими IT-технологиями.
А в Японии, скажем, в 80-е годы сложились идеальные условия для производства автомобилей. И японское автомобилестроение в 80-е годы (ну, даже начиная с 70-х годов, особенно в 80-е) стало сильнейшим в мире. Американцы были очень серьёзно напуганы тем, что они проигрывают конкуренцию японцам просто вдребезги именно в автомобилестроении.
Скажем, в некоторых странах есть благоприятные условия для ведения какого-то другого бизнеса. Например, в Индии очень хорошие условия для фармацевтики. Это касается и особенностей прав и защиты прав собственности, и специфической флоры этой страны, и навыков населения, и так далее, и государственной политики тоже.
То есть, условия ведения бизнеса – они во многом формируются государством тоже. Т.е. это не что-то данное нам историей или природой, как обеспеченность факторами производства, например, что в одних странах много труда, а в других много капитала – это не поменять. А вот условия ведения бизнеса – они во многом зависят от государства в том числе. Поэтому государство тоже влияет на сравнительные преимущества. И, собственно, поэтому для многих государств экономисты рекомендуют повышение защиты прав интеллектуальной собственности, например, потому что это необходимое условие для развития высокотехнологичных производств.
Вот все вот эти факторы, которые я объяснил, все базирующиеся на выгодах (ну, все объясняющие выгоды) от специализации, - они прекрасно объясняют торговлю между развитыми и развивающимися странами. То есть, вот ту часть модели «Север - Юг», которая показана стрелочками, особенно вот здесь: вот этой стрелочкой и вот это стрелочкой.
Но при этом, к сожалению, они ничего не могут сказать про вот этот сегмент. Дело в том, что страны Севера (развитые страны) – они, в общем, довольно слабо отличаются друг от друга с точки зрения большинства параметров, которые вот здесь перечислены. То есть, и производительность труда у них примерно более или менее одинаковая (по крайней мере, гораздо ближе, чем между развитыми и развивающимися странами), и обеспеченность факторами производства у них примерно одинаковая, т.е. труд там дорогой, капитала там довольно много относительно, и климат у них, в общем, примерно одинаковый, и условия ведения бизнеса, в целом, не сильно отличаются, но вот они всё равно торгуют друг с другом. То есть, вот это довольно существенный парадокс, который ну ставит под сомнение объясняющую способность вот классических теорий международной торговли, о которых мы до настоящего момента говорили. То есть, они прекрасно работают, когда мы говорим про разницу между развитыми и развивающимися странами, прекрасно объясняют, почему одни специализируются на трудоёмких производствах, другие специализируются на капиталоёмких производствах, вот, одни продают сырьё, а другие - промышленную продукцию, вот это всё отлично работает. А как только мы переходим к торговле между развитыми странами, здесь особо объяснить ничего эта теория не может, к сожалению.
Поэтому уже давно вёлся поиск других подходов теоретических к международной торговле, который увенчался успехом благодаря вот этому человеку, которого зовут Пол Кругман. Он лауреат Нобелевской премии 2001, если не ошибаюсь, года, как раз за исследование в области международной торговли, и ещё очень активный колумнист:он пишет в New York Times каждую неделю и сейчас уже, пожалуй, в журналистику ушёл совсем в большей степени, чем в академическую экономику. Ну, собственно, его основной вклад в экономику, который Нобелевской премии был удостоен, - это изобретение так называемой новой теории международной торговли, которая как раз и объяснила прекрасно торговлю между развитыми странами.
Он дал 2 объяснения. Первое объяснение, почему развитые страны активно торгуют друг с другом, связано с любовью к разнообразию. Дело в том, что современные промышленные товары, собственно, которыми торгуют развитые страны (развитые страны торгуют именно промышленными товарами друг с другом), вот современные промышленные товары – они дифференцированы. Ну, посмотрите на автомобили за окном, например: они все разные. Они все называются «автомобиль», но они все существенно отличаются друг от друга, в том числе и по цене, значительно. То есть, они ориентированы на разную аудиторию: одни автомобили там - внедорожники, другие там - какие-то мини-автомобили дамского типа, одни предназначены для поездок по городу, другие – по каким-то дальним перевозкам, одни, собственно, ориентированы на бизнес-класс или на премиум-сегмент, другие ориентированы на эконом-класс, ну и так далее. То есть, всё это – автомобили, но они разные автомобили. И, собственно, вот их надо понимать, как разные разновидности одного и того же товара.
Зайдите в магазин и посмотрите на прилавки с зубной пастой: это всё зубная паста, она вся разная. Я не знаю, чем она отличается (на мой взгляд, мало чем), но тем не менее, разные люди любят разную зубную пасту. И, соответственно, если вы обычный человек, то вы, скорее всего, предпочитаете иметь этот выбор, собственно, и международная торговля даёт его вам. Международная торговля увеличивает выбор товаров промышленных, которые вам доступны. Вы теперь покупаете не только одну отечественную зубную пасту или там несколько марок отечественной зубной пасты, которые были бы вам доступны, а имеете доступ к зубной пасте практически со всего мира, так или иначе присутствующей в вашем магазине. И это дополнительная выгода от международной торговли. И именно по этой причине итальянские потребители покупают французские автомобили, а французские потребители покупают итальянские автомобили, что, казалось бы, нелогично – и в той, и в другой стране есть автомобили, зачем друг с другом торговать? – вот, но на самом деле, это логично, потому что эти автомобили разные. Какие-то французы предпочитают итальянские автомобили, какие-то итальянцы предпочитают французские автомобили, потому что ну какие-то свойства у этих автомобилей есть, которые делают их предпочтительнее, чем итальянские. И вот эта любовь к разнообразию – это мощный двигатель международной торговли. Особенно это касается, ну, в первую очередь, это касается именно торговли промышленными товарами, которая разворачивается между развитыми странами.
Вторая причина, почему международная торговля происходит между развитыми странами и чем она выгодна (то есть, это уже третья выгода от международной торговли), - она выгодна из-за того, что позволяет использовать эффект масштаба. Что такое эффект масштаба, кто знает?
Ну, эффект масштаба – это такая ситуация, когда средние издержки производства единицы товара (ну, издержки производства единицы товара) сокращаются по мере роста объёма продаж или объёма производства. Ну, простой пример: представьте себе компанию, которая производит компьютерные игры. Для того чтобы создать первую копию компьютерной игры, необходимо понести огромные расходы: нанять целый штаб программистов, дизайнеров, закупить сложные, очень высокопродуктивные компьютеры, нанять художников, маркетологов, тех, кто будет эту компьютерную игру рекламировать, арендовать оборудование, какой-то вспомогательный персонал оплатить и так далее. То есть, это огромные и огромные капитальные затраты, вот вам как-то надо окупить. Для того чтобы произвести вторую копию игры, вам надо, собственно, взять и скопировать это. Раньше копировали на CD-диски, сейчас я даже не знаю, на что копируют, ну, на что скопируют. То есть, вторая копия игры не стоит практически ничего. То есть, если мы делим издержки общие на 1, первую копию игры, - они огромны; если мы делим на 2, то есть, если мы общие издержки производства двух копий теперь делим на 2, - они получаются вполовину меньше; если мы издержки производства трёх копий считаем, то они получаются ещё меньше, и дальше ещё и ещё меньше.
Чем выше капитальные затраты (изначальные, которые мы несём при производстве товара), тем больше эффект масштаба. И для того чтобы эти капитальные затраты отбить, для того чтобы сделать такое производство рентабельным, вам надо продать довольно большое количество копий. Даже не 1000 штук, а там 50 миллионов. Проблема в том, что если вы живёте где-нибудь в Люксембурге, то сделать это без участия в международной торговле довольно сложно, просто потому что там нет достаточного количества людей, которые купят вашу компьютерную игру. Для Люксембурга это была бы довольно плохая новость, если бы не было международной торговли. Участие для Люксембурга в международной торговле есть, что делает возможным существование в странах, подобных Люксембургу, высокотехнологичных производств. То есть, международная торговля даёт возможность компаниям пользоваться эффектами масштаба и производить товар в огромном объёме, что сильно сокращает издержки производства единицы товара и что делает подобное производство вообще рентабельным ну и всё более выгодным по мере того, как всё больше и больше товаров продаётся. И страны, конечно, понимают, что если они откроют свои рынки, и для них откроют свои рынки, - то это будет возможность для их компаний высокотехнологичных получить большой рынок, воспользоваться преимуществами эффекта масштаба и, соответственно, получать от этого дополнительные выгоды. Этим и объясняется в том числе стремление многих государств участвовать в международной торговле, чтобы дать своим компаниям высокотехнологичным возможность завоевать большие рынки и воспользоваться этим самым эффектом масштаба.
Вот эти объяснения (2 объяснения) – они прекрасно объясняют торговлю между развитыми странами: почему Германия активно торгует с Францией, почему вообще страны торгуют активно внутри Европейского Союза, хотя они там все более или менее одинаково развитые, почему, более того, часто торговля идёт внутри одной и той же отрасли: торговля автомобилями между странами, при том что страна может произвести автомобиль самостоятельно примерно за ту же стоимость. Ну, вот эти 2 объяснения проливают свет на это и объясняют, дают второй и третий тип выгод от международной торговли.
Наконец, вот в настоящее время активно развивается новый пласт теорий международной торговли. Ну, происходит это последние лет 15, со статьи Марка Мелица, написанной в 2003 году. Он впервые посмотрел на международную торговлю как на торговлю компаний, а не стран. Ну, конечно, не он первый был, но он, в общем, сделал это максимально качественным образом, максимально ёмко и информативно. То есть, когда мы с вами говорим, что Англия торгует с Португалией, на самом деле, конечно, это не так. Англия не перечисляет ничего Португалии, так же как и Португалия не платит ничего Англии за вино. Торгуют компании внутри Англии и внутри Португалии, они там как-то торгуют между собой. Мы предполагали до этого, когда все вот рассуждения (в том числе, и я сегодня строил), что, как бы, ну, в каждой стране есть свои компании, они в принципе одинаковые, то есть, они однородные. Поэтому когда мы говорим про Англию, мы имеем в виду всех производителей вина в Англии, когда мы говорим и про производителей сукна, мы имеем в виду всех производителей сукна в Англии, как будто они одинаковые. То есть, мы считаем, что торговля идёт между так называемыми репрезентативными фирмами, то есть, фирмами, которые представляют собой всю страну.
На самом деле, конечно, это довольно глупо. Потому что мы все понимаем, что в разных странах (во всех странах) фирмы очень разные между собой, и в каждой отрасли есть совершенно разные по размеру фирмы, по эффективности и так далее. И вот как раз, ну, новейшие теории международной торговли делают акцент на этом, на этой разнице, и говорят, что фирмы очень различны. В том числе, различны по своей эффективности. И есть компании крупные (как правило, они более эффективны), и есть компании мелкие (как правило, они неэффективны).
От международной торговли больше всего выигрывают крупные компании, они же наиболее эффективные. Почему? Ну, потому что именно крупные компании обычно выходят на зарубежные рынки. Малые компании обычно работают на внутренних рынках, они не выходят за рубеж, они не готовы понести дополнительные издержки за то, чтобы выходить на зарубежные рынки. Соответственно, крупные компании выигрывают от международной торговли, потому что они выходят за рубеж, а малые компании – они, в целом, проигрывают даже, ну, они могут проиграть. Почему? Потому что, ну, они на зарубежные рынки всё равно не выходят, а на своём рынке они сталкиваются с большей конкуренцией по сравнению с, ну, сталкиваются с конкуренцией с зарубежными производителями.
То есть, международная торговля приводит к перераспределению богатства от малых неэффективных компаний к крупным эффективным компаниям. Это ещё одно преимущество международной торговли с точки зрения экономического роста, с точки зрения стимулирования экономического развития, это хорошо. Ну, это, правда, не очень хорошо для малых компаний, вот, это тоже надо иметь в виду. Но тем не менее, с точки зрения стимулирования вообще экономического роста, международная торговля хороша.
Ну, и, наверное, последнее, что я хочу сказать, а вообще почему тогда существует протекционизм. То есть, если свободная торговля так хороша… Я перечислил 4 выгоды от свободной торговли. Первая выгода – это специализация на производстве того, что вам лучше всего даётся и, соответственно, игнорирование всего остального, что можно импортировать у тех стран, которые имеют сравнительное преимущество в производстве этого товара. Вторая выгода – это любовь к разнообразию, то есть, торговля даёт нам разнообразие. Третья выгода – это выгода от эффекта масштаба, торговля позволяет нам использовать преимущество эффекта масштаба и производить продукцию в большом объёме, снижая издержки в расчёте на единицу. Четвёртая выгода – это то, что компания приводит к перераспределению от неэффективных фирм к более эффективным, к перераспределению богатства, что тоже хорошо.
Но почему же тогда существует протекционизм? Ведь он действительно существует, более того, в последние годы он довольно быстро распространяется по миру, усилиями особенно новой президентской администрации Соединённых Штатов, но не только. То есть, наверное, всё-таки есть какие-то объяснения того, что он тоже есть, и вполне возможно, что в отдельных случаях он даже имеет смысл. Действительно, протекционизм имеет смысл в отдельных случаях.
Самый типичный пример, когда протекционизм защищают даже некоторые сторонники свободной торговли в целом, - это случай защиты молодых отраслей так называемых. По-английски это называется «infant industries», как бы «младенческие отрасли», ну, по-русски обычно говорят «молодых отраслей». Представьте себе, что в России где-нибудь появилась операционная система, которая по всем параметрам круче Windows, вообще по всем. Она дешевле, она производительнее, она удобнее, в общем, вообще по всем, по всем параметрам круче Windows. Есть ли у этой операционной системы шанс выйти на рынок? Нет. Да, совершенно точно. Нет почему? Потому что для того, чтобы окупить затраты огромные, которые понесли или могут понести производители этой операционной системы, необходимы огромные продажи, необходимо продать их на большое количество компьютеров. Но сделать это в отсутствие защиты, в отсутствие ограничения конкуренции с уже имеющимися компаниями, которые уже давно воспользовались эффектом от масштаба, практически невозможно. Поэтому, собственно, вот для таких компаний… Ну, понятно, что пример с операционной системой, которая круче Windows, - он такой шуточный скорее, но тем не менее, аналогичных примеров можно привести довольно большое количество. То есть в любой, когда в любой стране появляется какая-то новая высокотехнологичная отрасль, ей надо бороться с конкурентами, и делать это довольно сложно, когда конкуренты уже имеют огромный рынок, а ты не имеешь рынка и, соответственно, не можешь занижать цену, потому что твои издержки в расчёте на единицу продукции высоки. И для того чтобы дать возможности расширить рынок и сократить издержки и стать конкурентоспособным, государство защищает компании от внешней конкуренции:вводят таможенные тарифы или какие-то другие барьеры. Ну, в общем, пытается компанию оберегать от излишней конкуренции с внешними производителями. Собственно, вот Фридрих Лист, один из представителей исторической школы немецкой (он жил ещё в 19 веке) – он предложил аргумент, который идёт ещё дальше, но который вот до сих пор является актуальным и многими используется в дискуссиях о свободной торговле. Собственно, его аргумент состоял в том, что все ведущие страны, вот современные ведущие страны, они достигли успеха за счёт, в первую очередь, протекционистских мер.
Ну, главный пример тут, наверное, - Соединённые Штаты Америки. То есть, вообще Соединённые Штаты Америки открылись для свободной торговли только после Второй мировой войны по большому счёту, когда это была крупнейшая экономика в мире и самая мощная экономика в мире, особенно на фоне руин, которые остались от Европы после Второй мировой войны. И после этого Соединённые Штаты стали большими сторонниками свободной торговли, заставляя заодно всех (ну, не то чтобы заставляя, но побуждая все остальные страны) сокращать свои таможенные тарифы и прочие таможенные барьеры. Вот. Собственно, то же самое касается и других развитых стран: все они так или иначе прибегали к протекционизму на первых стадиях своего развития, а потом уже, когда стали развитыми, они снимали протекционистские меры.
Ну, аргумент тот же самый, что и с защитой молодых отраслей: то есть, тоже логично, что пока отрасль молодая, её надо защищать, потом, когда она станет конкурентоспособной, протекционизм надо устранять. В общем, этот аргумент стимулировал очень многие страны, особенно развивающиеся, сохранять высокие таможенные барьеры вплоть до 90-х годов. И в то время как развитые страны активно снижали таможенные тарифы и прочие барьеры в 20 веке после Второй мировой войны, развивающиеся страны были в стороне. Они надеялись, что протекционизм позволит им развить собственные высокотехнологичные производства, которые станут конкурентоспособными, и после этого протекционизм может быть уже устранён.
В настоящее время этот аргумент практически не работает. Почему? По той причине, что существуют цепочки добавленной стоимости, про которые я говорил в самом начале. Вот представьте себе, что вот в этой цепочке, которую я вам показывал, с массой этих палочек между странами, будут таможенные тарифы на каждой стадии, на каждой стадии передачи компонентов из одной страны в другую. Понятно, что такая цепочка не сможет существовать. То есть, необходимой чертой для развития цепочек добавленной стоимости является отсутствие, ну, или очень маленькие таможенные барьеры. И соответственно, если развивающаяся страна хочет сохранять высокие таможенные барьеры, значит, практически она не сможет встроиться в цепочку добавленной стоимости.
И развивающиеся страны поняли, что для них индустриализация возможна скорее за счёт встраивания в цепочки добавленной стоимости, чем за счёт создания собственных молодых отраслей, которые когда-нибудь, возможно, станут конкурентоспособны по сравнению с отраслями развитых стран. И они стали снижать таможенные барьеры в 90-е годы активно и, собственно, продолжают это делать и сейчас. И многие из развивающихся стран… (ну, я бы не сказал, что многие, но по крайне мере некоторые очень яркие примеры есть: ну, самый яркий – это, конечно, Китай) воспользовались действительно цепочками добавленной стоимости и участием в них для, собственно, индустриализации. То есть, они, эти цепочки, принесли к ним технологии, которые в дальнейшем были заимствованы (ну, периодически, конечно, и сворованы), вот, адаптированы к местным условиям и в настоящее время использованы уже для производства чисто китайских товаров, и Китай производит прекрасные уже и ноутбуки, и телефоны, и автомобили, и прочее. Все эти производства выросли из заимствованных технологий, которые были заимствованы за счёт цепочек добавленной стоимости.
То есть, вот этот новый канал индустриализации – он ставит под сомнение этот аргумент исторической школы, который был актуален в несколько другом мире, в мире без цепочек добавленной стоимости. Собственно, поэтому смысл протекционизма несколько снижается.
Тем не менее, протекционизм всё равно существует. И вторая причина, по которой он существует, на которой особенно настаивают сторонники свободной торговли, связана с лоббизмом. Ну, давайте рассмотрим российский пример: в России, как вы знаете, введены санкции (ну, это называется «антисанкции» иногда ещё) против стран Запада в отношении продовольственных товаров. То есть, запрещён ввоз продовольствия из стран, наложивших санкции на Россию. Кто от этого выигрывает?
Ну, хорошо, в России от этого кто выигрывает?
Выигрывают производители, да, российские производители продовольственных товаров – они от этого выигрывают, безусловно. Вы если посмотрите пресс-конференцию любую Владимира Владимировича Путина, там обязательно какой-нибудь аграрий встанет, который скажет, что «Владимир Владимирович, пожалуйста, сохраните эти санкции как можно дольше, потому что они для нас очень важны, и мы без них уже развиваться не можем». Ну, или что-нибудь в этом роде. То есть, производители, безусловно, выигрывают от этого.
В то же время, проигрывает, в первую очередь, в России кто?
Потребители, да. То есть, население как главный, как потребитель продовольственной продукции. Действительно, в России население от этого проигрывает, и инфляция продовольственная выросла сильно после введения санкций, и, соответственно, в целом, конечно, если у нас меньше продовольствия на рынке, значит, цена у него будет выше, и платить за это будет потребитель. То естьпроигрывает потребитель, выигрывает производитель.
Выигрыш производителя всегда будет меньше в сумме, чем проигрыш потребителя. Поэтому, собственно, в чём выгода от свободной торговли? Именно поэтому нарушение свободной торговли и плохо, что проигрыш потребителей всегда будет выше, чем выигрыш производителей от нарушения свободной торговли и введения протекционистских мер.
Но проигрыш потребителя – он размазан по огромному количеству индивидов, по всему населению страны. Каждый из нас проиграл от введения антисанкций, но проиграл немного. Ну, не знаю, это исчисляется сотнями рублей в год, может быть, тысячей рублей в год. Это немалая величина для значительной части населения России, но всё-таки недостаточная для того, чтобы население России встало в штыки и сказало, что нет, не нужны нам эти санкции и давайте их отменим.
В то же время выигрывают производители. Производителей на самом деле в сотни и тысячи раз меньше, чем потребителей, если не в миллионы. То есть, их очень мало. И, конечно, выигрыш каждого производителя – он очень существен. Несмотря на то, что в сумме выигрыш производителей меньше, чем проигрыш потребителей, выигрыш каждого – он очень существенный, и особенно для этого самого производителя. И конечно, у производителей есть огромный стимул к тому, чтобы как-то друг с другом скооперироваться и настаивать на своей точке зрения о том, что протекционистские меры важны, лоббировать свою точку зрения перед лицами, принимающими решения, государственными чиновниками, которые за это отвечают, и настаивать на том, чтобы санкции (антисанкции) – они сохранялись и продолжались.
То же самое касается и любых протекционистских мер: за них всегда будут выступать национальные производители, которых очень мало и которые очень мотивированы к тому, что бы это оставить, санкции или протекционизм оставить в силе. А прочими будут выступать потребители, которых очень много, проигрыш по ним размазан, и, в общем, у них нет никакой ни возможности, ни желания консолидироваться и противостоять им. Собственно, по этой причине протекционизм существует даже тогда, когда он в целом не выгоден экономике – просто потому, что за него выступают очень мотивированные экономические агенты, крупные и влиятельные.
Ну и, наконец, третий, третья причина. Вот если вторая причина – она касается случая, когда протекционизм не выгоден, но всё равно существует, всё-таки есть случай, когда протекционизм (по крайней мере, в теории) может быть оправдан с точки зрения интересов всего общества. Дело в том, что международная торговля, конечно, приводит к разным перераспределительным эффектам. Ну, я уже говорил, что выигрывают крупные компании – экспортёры, проигрывают малые компании, относительно неэффективные. Ну, это неприятно, потому что малый бизнес – он, в принципе, важен для страны.
Другой пример перераспределения – ну, вот, допустим, возьмём Соединённые Штаты. Выигрывает ли от международной торговли неквалифицированный труд в Соединённых Штатах? Очевидно, нет, потому что его рабочие места переносятся в страны, у которых Соединённые Штаты теперь покупают продукцию, которая с помощью этого неквалифицированного труда должна была производиться. Но при этом, кто-то в США выигрывает от свободной торговли: ну, например, там те же ребята из Силиконовой долины. То есть, и в принципе с точки зрения экономического роста американской экономики, это хорошо, потому что ребята в силиконовой долине – производительные, а ребята в Детройте, которые раньше производили автомобили, а сейчас оказываются без работы всё чаще, - они непроизводительные. То есть, с точки зрения экономического роста, с точки зрения развития американской экономики, с точки зрения её иновационности, вот, - это всё замечательно.
Но, есть ещё проблема с тем, что вот с этими-то людьми что делать? А эти люди – это вот как раз те самые люди, которые и избрали Трампа, который как раз и привлёк их тем, что говорил, что я верну ваши рабочие места, я не дам им утекать в Китай и так далее. То есть, опять же, с точки зрения общей эффективности в экономике, свободная торговля хороша, но есть всякие «но», связанные с перераспределением. Да, то есть, кто-то от международной торговли проигрывает. И вот иногда очень плохо, что этот кто-то проигрывает. По разным причинам плохо: потому что это ценные кадры, потому что, ну, просто нельзя игнорировать их, сложно куда-то переопределить, переквалифицировать, потому что это увеличивает неравенство. Международная торговля, очевидно, увеличивает неравенство, ну, собственно, потому что неквалифицированный труд от неё проигрывает в развитых странах, а квалифицированный труд от неё выигрывает. Соответственно, разница между доходами квалифицированного и неквалифицированного растёт, неравенство в стране растёт.
То есть, насколько вот эти выгоды от международной торговли, про которые я говорил, - насколько они превышают вот негативные эффекты, связанные с ростом неравенства? Тут нет однозначного ответа. К сожалению, очень часто это зависит от трактовок, и ответ на этот вопрос зависит ещё и от политических сил и от политических раскладов. Ну, вот, например, в США это наиболее очевидно: когда, собственно, президентская администрация во многом протекционизм исповедует в интересах собственных избирателей, которые вот как раз принадлежат вот к этим проигрывающим отраслям во многом.
Но это ещё одно объяснение протекционизма, его надо очень хорошо понимать. То есть, нельзя сказать, что протекционизм – он бессмысленен, исходя из этого объяснения. Несмотря на то, что он приводит к ухудшению благосостояния всего населения страны, но тем не менее, он сохраняет позиции некоторых уязвимых групп, которым свободная торговля не принесла бы ничего хорошего. то не обязательно хорошо, не обязательно плохо. Всё зависит от того, как, какой вес мы придаём этим группам, какое значение мы придаём им.
Конечно, можно было бы объявить свободную торговлю и как бы избыточные выгоды выигравших отобрать и передать их проигравшим в качестве компенсации. И тогда выиграли бы все, потому что выигравшие от свободной торговли проигрывают, то есть, можно было бы избыточные выгоды изъять и передать их проигравшим.
Но в реальном мире это тоже невозможно, вы это понимаете. Во-первых, потому что непонятно, кто выиграл, кто проиграл часто (это на словах понятно всё, а не в реальности, когда дело идёт о конкретных людях). Во-вторых, потому что это, в общем, явно вызовет недовольство тех, у кого изымают, ну, и по массе, из-за массы других причин, которые имеют часто и технический характер. Собственно, вот именно поэтому протекционизм в последние годы, в последние там лет лет 10, - он, в общем, набирает обороты. И по мере того, как проблема неравенства вырастает в развитых странах и всё сильнее политизируется, и по мере того, как некоторый лоббизм всё ярче проявляется, особенно, опять же, в развитых странах со стороны уязвимых групп населения.
В общем, протекционизм растёт. Вот если мы посмотрим на этот график – вы увидите, протекционистские меры вот в международной торговле – они существенно перевешивают меры по либерализации торговли, то есть, по снижению барьеров. И вот их число с каждым годом (вот этих протекционистских мер) растёт. Это одна из причин, почему международная торговля замедляется, как вот на этом графике как раз показано, то, о чём я говорил, что отношение экспорта к ВВП – оно перестало расти впервые на таком длительном периоде вплоть до, ну, начиная со Второй мировой войны.
Ну, и всякие тревожные тенденции развиваются всё шире: то есть, это и тенденции, связанные с санкциями, в том числе, против России (ну и не только против России)… Ну, очень забавный случай был, последнюю такую байку расскажу уже. В две тысяче, каком там, в прошлом году есть такой Давосский форум - самый, ну, такая площадка для встреч крупных бизнесменов, президентов, то есть, тяжеловесов экономических разного уровня. И как раз в 2017 году все были очень озабочены приходом Трампа к власти, говорили: «Как же вот глобализация в том виде, в котором она была, вот, может быть, сейчас закончится, когда он все эти таможенные тарифы против всех объявит, стену с Мексикой построит, вот, как же так?» И там вышел, значит, председатель из Китая Си Цзиньпин, который сказал:«Ну что, наверное, Соединённые Штаты, значит, больше не будут проводником глобализации – им станет Китай. И Китай будет теперь главным двигателем свободной торговли по миру, Китай теперь займёт место, которое занимали США с точки зрения вот участия в глобализации». Прошла неделя, и Си Цзиньпин ввёл санкции против Южной Кореи за то, что Южная Корея установила на границе с Северной Кореей противоракетную оборону, которая могла бы теоретически угрожать интересам Китая. В результате там начались неформальные гонения на весь корейский бизнес, который практически был выдворен из страны, включая магазины, гостиницы и прочее, вот, резко сократился импорт корейских товаров и так далее и тому подобное. Ну вот, Китай стал проводником глобализации явным. Сюда же относится кроме санкций, сюда же относятся ну вот антисанкции российские, хорошо известные вам. Сюда же относятся тенденции к выходу стран из Европейского Союза: ну, вот Brexit уже случился, ну, точнее он в таком, вялотекущем состоянии проходит, то есть, проголосовали, а теперь непонятно, как дальше, что дальше с этим делать. Ну, вот Европейский союз находится в таком тоже серьёзном очень кризисе. Тарифы повышенные опять же введены Соединёнными Штатами против, ну, практически всех стран мира, тарифы на сталь и алюминий (действительно очень большие, 15-25%), что противоречит нормам Всемирной торговой организации с одной стороны, ну, вообще как бы подрывает дух свободной торговли, который сложился в последние годы.
Ну и, в общем, наметились такие тревожные признаки торговой войны в мире. То есть, когда страны начинают попеременно увеличивать таможенные тарифы, для того чтобы нанести урон производителям из другой страны, тем самым нанося урон тот же самый и потребителям внутри своей страны. Но, потребители – они, как я уже сказал, они, в общем, это не сильно замечают, потому что проигрыш распределён по большому количеству, вот. А вот производители в другой стране очень сильно замечают. Поэтому торговые войны – такая тоже вещь, которая наносит ущерб всем, но при этом далеко не все этот ущерб осознают. И это очень опасная тенденция, которая возможно, станет таким новым стандартом в современном мире, всё шире и всё шире будет применяться, ну, по крайне мере, вот всё к этому пока идёт, что, конечно, очень нехорошо.
Ну, на этом я, наверное, завершаю и готов ответить на ваши вопросы, если они есть. Я как-то вас совсем долго задержал, прошу прощения, вот, чуть-чуть не рассчитал со временем. Но, тем не менее, на вопросы я отвечу, если у вас есть таковые. Если нет – можно ко мне подойти сейчас после, я готов вам лично ответить. Если у кого-то есть вопросы онлайн, то тоже, пожалуйста, пишите их. Да. Если нет, тогда, ну, разрешите попрощаться, ещё раз удачи всем вам, слушателям WE Junior: приходите, слушайте, поступайте к нам потом, с удовольствием будем рады вас видеть.
Ну, если также вопросы ко мне есть какие-то – то можете на почту мне писать. Ну, почта у меня imakarov@hse.ru, ну, можно посмотреть на сайте Высшей школы экономики, если вдруг не уловили.
Видеозапись и текст подготовила Дарья Дмитриевна Гришаева